Они все знали, что встреча с зайцем к добру никогда не бывает. И я тоже струсил и схватился за свой кинжал, но так увлекся заботами об извлечении его из заржавевших ножен, что не заметил, как выпустил из рук вожжи и, с совершенною для себя неожиданностию, очутился под опрокинувшеюся телегою, которую потянувшийся на рубеж за травкою буланый повернул самым правильным образом, так что все
четыре колеса очутились вверху, а я с Роськой и со всею нашею провизиею явились под спудом…
Неточные совпадения
Идти было неудобно и тяжело, снег набивался в галоши, лошади, покрытые черной попоной, шагали быстро, отравляя воздух паром дыхания и кисловатым запахом пота, хрустел снег под
колесами катафалка и под ногами
четырех человек в цилиндрах, в каких-то мантиях с капюшонами, с горящими свечами в руках.
Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук
колеса отзывались громом и отдавались с
четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш.
Так мы прошли версты
четыре и дошли до деревянного моста, перекинутого через речку в глубоком овраге. Здесь Крыштанович спустился вниз, и через минуту мы были на берегу тихой и ласковой речушки Каменки. Над нами, высоко, высоко, пролегал мост, по которому гулко ударяли копыта лошадей, прокатывались
колеса возов, проехал обратный ямщик с тренькающим колокольчиком, передвигались у барьера силуэты пешеходов, рабочих, стран пиков и богомолок, направлявшихся в Почаев.
— Уйдем отсюда, — сказала Дэзи, когда я взял ее руку и, не выпуская, повел на пересекающий переулок бульвар. — Гарвей, милый мой, сердце мое, я исправлюсь, я буду сдержанной, но только теперь надо
четыре стены. Я не могу ни поцеловать вас, ни пройтись
колесом. Собака… ты тут. Ее зовут Хлопс. А надо бы назвать Гавс. Гарвей!
Я видел лошков только в Оренбургской губернии; там водились они в большом изобилии и даже не в маленьких речках, а в таких, на которых стояли мельницы постава на
четыре, и я очень помню бесчисленные станицы лошков, лежащие на дне под мельничными водяными
колесами.
Потом у них на этом лужке гуляли
четыре очень хорошие коровы, на дворе стояла маленькая желтенькая тележка с красными
колесами и небольшая, лопоухая мышастая лошадка, более похожая на осла, чем на лошадь.
— Trente et un! [Тридцать одно! (фр.)] — прокричал крупёр. Опять выигрыш! всего уж, стало быть, у меня восемьдесят фридрихсдоров! Я двинул все восемьдесят на двенадцать средних цифр (тройной выигрыш, но два шанса против себя) —
колесо завертелось, и вышло двадцать
четыре. Мне выложили три свертка по пятидесяти фридрихсдоров и десять золотых монет; всего, с прежним, очутилось у меня двести фридрихсдоров.
— Бабушка! много будет; ну как не выйдет красная, — умолял я; но бабушка чуть меня не прибила. (А впрочем, она так толкалась, что почти, можно сказать, и дралась.) Нечего было делать, я поставил на красную все
четыре тысячи гульденов, выигранные давеча.
Колесо завертелось. Бабушка сидела спокойно и гордо выпрямившись, не сомневаясь в непременном выигрыше.
О своей физической силе и охотничьих своих способностях он тоже отзывался не очень скромно: с божбой и клятвою уверял он своих слушателей, что в прежние годы останавливал шесть лошадей, взявшись обеими руками за заднее каретное
колесо, бил пулей бекасов и затравливал с
четырьмя борзыми собаками в один день по двадцати пар волков.
На таких-то речках и настроили заволжские мужики токарен: поставит у воды избенку венцов в пять, в шесть, запрудит речонку, водоливное
колесо приладит, привод веревочный пристегнет, и вертит себе такая меленка три-четыре токарных станка зараз.
Сделают из теса
четыре крыла, утвердят их крестом в вал и приделают к валу шестерни и
колеса с кулачьями, так чтобы, когда вал вертится, он бы цеплял за шестерни и
колеса, а
колеса бы вертели жернов. Потом крылья поставят против ветра: крылья начнут вертеться, станут шестерни и
колеса цеплять друг за друга, и жернов станет вертеться на другом жернове. И тогда сыплют зерно промежду двух жерновов; зерно растирается, и высыпается в ковш мука.
А мать ползала у кресла и уже не кричала, а хрипела только и билась головой о
колеса. И чистенькая, со взбитыми подушками, с завернутым одеялом, стояла кровать, та самая, которую я купил
четыре года назад — перед свадьбой…
Народ жадничал смотреть эту потеху, как медвежью травлю; все теснились к
колесу и
четырем столбам, трофеям казни, охраняемым тремястами конных драгун.
За повозкой сзади
колес жались
четыре борзые собаки в ошейниках.